Лотар-Гюнтер Буххайм - Подлодка [Лодка]
Его глаза озорно поблескивают. Уголки рта раздвигаются в полуулыбке: второму вахтенному пора подниматься. Я, само собой, тоже встаю вместе с чайником, потому что коку надо каким-то образом проникнуть по проходу в сторону носа.
Повар — крепкий, приземистый парень с шеей такой же толщины, что и голова. Он преданно скалится мне, его рот растянулся до ушей. Я подозреваю, что он надумал пройти через кают-компанию специально, чтобы дать нам возможность выразить ему свою благодарность за его стряпню.
— Я как-нибудь расскажу вам историю о нем, — произносит Старик с набитым ртом, когда кок уходит.
Треск в громкоговорителе. Затем голос произносит:
— Первой вахте приготовиться заступить!
Первый вахтенный офицер встает из-за стола и начинает методично одеваться. Старик с интересом наблюдает, как он, наконец, умудряется обуть здоровенные сапоги на толстой пробковой подошве, тщательно заматывает шею шарфом и наглухо застегивает кожаную куртку на толстой подкладке, затем салютует по-военному и уходит.
Немного времени спустя появляется штурман с красным, обветренным лицом, который был старшим предыдущей вахты, и докладывает:
— Ветер северо-западный, возможно отклонение от курса на правый галс, видимость хорошая, барометр одна тысяча три.
Потом он заставляет нас встать еще раз потому, что ему надо пройти в свою каюту переодеться. Штурман тоже на лодке с момента ее спуска на воду. Он никогда не служил на надводных кораблях, только на подлодках. Начал свою карьеру еще на подлодках, доставшихся от военно-морского флота старого рейха [16], на крохотных суденышках с одним корпусом.
Из штурмана не получился бы актер. Из-за неподвижных лицевых мускулов у него постоянно суровое выражение лица. И лишь глубоко посаженные под густыми бровями глаза горят живым огнем. «У него глаза на затылке» — слышал я, как кто-то в носовом отсеке одобрительно отзывался о нем.
Так тихо, чтобы не расслышал штурман за дверью, Старик шепчет мне:
— Он мастер вслепую вычислять положение лодки. Иногда в плохую погоду мы по несколько дней, а то и неделями не видим ни звезд, ни солнца, но несмотря на это, наши координаты известны с потрясающей точностью. Мне зачастую бывает непонятно, как ему это удается. У него много работы на борту. Он отвечает за третью вахту помимо своих штурманских обязанностей.
После штурмана приходит боцман, который хочет пройти вперед. Берманн — крепко сбитый парень с красными щеками, пышущий здоровьем. А следом за ним, как наглядный пример разительного отличия между моряками и инженерами, появляется старший механик Йоганн с белым как мел лицом. «Страсти господни» зовет его командир: «Настоящий специалист. Влюблен в свои машины. Почти не выходит на палубу, прямо как крот».
Пять минут спустя три человека из новой вахты пробиваются через кают-компанию на корму лодки.
Правда, меня это больше не тревожит — как только первый вахтенный поднялся, я тут же пересел на его место.
— Предпоследним прошел Арио, — говорит шеф. — А последний, маленький парнишка — новенький — как его зовут? — вместо Бекера. Вахтенный на посту управления. У него уже есть прозвище — Семинарист. Очевидно, читает религиозную литературу.
Вскоре после них проходит предыдущая смена. Шеф откидывается назад и, растягивая слова, перечисляет всех поименно:
— Это Бахманн, «Жиголо» — кочегар-дизелист. Чушь несусветная! Топить больше нечего, но на флоте традиция живет дольше, чем сами корабли. Хаген — кочегар электродвигателя. Он кочегарит еще меньше. Турбо — тоже вахтенный поста управления. Классный парень.
Затем с противоположной стороны появляется высокий блондин, Хекер, механик торпед и старший в носовом отсеке. Единственный младший офицер, который спит там.
— Маньяк, — замечает Старик. — Однажды при большом волнении на море он достал совершенно неисправную торпеду из хранилища на верхней палубе, разобрал ее и починил. Конечно, внизу. Это была наше последняя рыбка, и мы потопили с ее помощью еще один корабль, пароход в десять тысяч тонн. Его корабль, если быть абсолютно точным. Он скоро получит «яичницу» — он заслужил этот орден.
Следующим через кают-компанию проходит маленький человечек с иссиня-черными волосами, аккуратно прилизанными назад, и глазами-щелками, с пониманием моргающими шефу. У него татуированные предплечья. Я мельком замечаю изображением моряка, обнимающего девушку на фоне красного солнца.
— Это был Данлоп. Торпедист. Он отвечает за мастерскую. Большой аккордеон в рубке акустика принадлежит ему.
Последним мы знакомимся с Францем, тоже старшим механиком. Шеф провожает его недовольным взглядом:
— Слишком быстро устает. Другой — Йоганн — лучше.
Еда окончена, и я пробираюсь из кают-компании в каюту младших офицеров.
Боцман, по всей видимости, — превосходный хозяин. Он рассортировал провиант и так здорово разложил его по разным местам, не нарушив порядок внутри корабля. При этом, гордо заверил он меня, сначала под рукой окажутся скоропортящиеся продукты, а уж потом дойдет очередь и до тех, которые могут долго храниться. Никто, кроме него, понятия не имеет, куда подевалась гора продуктов. Видны лишь копченые колбасы, куски бекона и батоны хлеба. Запас сосисок свисает с потолка поста управления, как будто в коптильне. Гамак перед каморкой акустика и радиорубкой заполнен свежим хлебом. Каждому, кто хочет пройти мимо, приходиться нагибаться, чтобы пролезть под батонами.
Я пробираюсь сквозь второй круглый люк. Теперь моя койка свободна. Снаряжение аккуратно разложено поверх одеяла, мешок с моими вещами убран в ноги. Наконец я могу отгородиться от окружающего мира, задернув зеленую занавеску. Деревянная облицовка с одной стороны, зеленая занавеска с другой, белая краска сверху. Жизнь лодки теперь доносится только голосами и звуками.
В полдень я поднимаюсь на мостик. Второй вахтенный только заступил на дежурство. Море бутылочно-зеленого цвета. Вблизи лодки оно почти черное. Воздух наполнен влагой, небо полностью затянуто облаками.
Когда я уже довольно долго простоял рядом со вторым вахтенным, он заговорил, не отрывая бинокль от глаз:
— Где-то здесь они выпустили по нам сразу четыре торпеды. Во время предпоследнего патрулирования. Мы увидели, как одна рыбешка прошла за кормой, а другая — прямо перед носом. Это произвело впечатление!
На гребне донной волны поднялись короткие волны. Какой бы добродушной ни выглядела вода, в тени любой из этих волн может скрываться глаз вражеского перископа.
— Здесь надо быть предельно осторожным! — доносится между кожаных перчаток второго вахтенного.
На мостик поднимается командир. Он клянет погоду и говорит:
— Смотрите в оба, юноша! Здесь чертовски плохое место!
Внезапно он обрушивается на наблюдающего за правым кормовым сектором:
— Держи свое при себе, а не то нам придется повесить тебя сушиться на бельевой веревке!
И спустя некоторое время:
— Нечего здесь делать, если не можешь справиться с морской болезнью. Но уж если тебя занесло сюда, привыкай к морю, как можешь.
Он назначил учебное погружение на 16.30. После долгой стоянки в доке лодка в первый раз уйдет под воду и будет отбалансирована, чтобы, когда раздастся боевая тревога, заполнение цистерн погружения и дифференцирование лодки заняло как можно меньше времени. К тому же необходимо убедиться, что все отверстия впуска-выпуска и заглушки в порядке.
Команда «Очистить мостик к погружению!» дает сигнал к началу действий. Зенитные пулеметы исчезают в башне боевой рубки. Трое наблюдателей и вахтенный офицер остаются на мостике.
Раздаются приказы, рапорта, трель звонков. Позади оба дизеля заглушены и отсоединены от винтов. Вместо них к ведущим осям подключили электромоторы и запустили их на полную мощность. Одновременно с остановкой дизелей широкие трубопроводы, ведущие наружу — для выпуска отработанных газов и забора свежего воздуха — перекрываются. На посту управления мигает сигнал «Готов к погружению», поступивший из дизельного отделения. Носовой отсек тоже сигнализирует «Все готово». Наблюдатели спустились с мостика внутрь лодки. Глянув вверх в проем шахты боевой рубки, я увидел, как вахтенный офицер поспешно поворачивает маховик, который задраивает башенный люк.
«Проверить клапаны выпуска воздуха!» — приказывает шеф. Тут же один за другим поступают доклады: «Первый!», «Третий, обе стороны!», «Пятый!», «Пятый готов!»
Это звучит как магическое заклинание.
— Все клапаны в норме! — докладывает шеф.
— Погружение! — доносится снизу.
— Есть погружение! — отвечает за своих людей шеф.
Матросы на посту управления немедленно открывают люки аварийной эвакуации. Воздух, который держал лодку на плаву, с оглушительным шумом вырывается из цистерн. Операторы рулей глубины [17] переводят носовые плоскости круто вниз, а кормовые в положение десять градусов вниз. Лодка клюет носом, который стал заметно тяжелее; стрелка глубинного манометра медленно двигается по делениям шкалы. Еще одна волна напоследок ударяется о башню боевой рубки, а затем внезапно наступает тишина: мостик скрылся под водой.
